Каждый день думаю о том, что надо написать о своей работе с беженцами, но тупо нет времени и сил. Особенно сил. А ещё перестала понимать, о чем вообще допустимо писать…
Сейчас задачи стали сложнее и страшнее, чем даже месяц назад. Насколько этично и лично для меня безопасно распространять этот шок-контент, я не знаю. Но и молчать об этом нельзя.

Я с досадой наблюдаю, как люди вокруг начинают дистанцироваться от катастрофы в Украине (а это именно катастрофа), для своего спокойствия определив ей место где-то рядом с голодающими детьми Африки. А жертвы этой катастрофы – вот они, рядом с нами. Рядом лично с тобой. С каждым днём их всё больше. Кто-то их старается не замечать, а кого-то они раздражают. В том числе в Европе.

Почему раздражают беженцы?
После нескольких десятков историй-триллеров, в которых мне довелось поучаствовать, я осознала кое-что: люди очень любят героев. Желательно мёртвых. О них можно снимать кино, слагать песни, постить их фотки со свечками. Им не нужно искать жильё, покупать билеты, помогать устраиваться на работу, приносить одежду и обувь по размеру.

А беженец – не герой. Он не кидался на амбразуру, не ложился под танки, не смотрел гордо в лицо врагу, обороняя Брестскую крепость.

Беженец – жертва. Он спасал свою жизнь и жизнь своих близких, он узнал настоящий страх, и этот страх с ним навсегда.
Им невозможно восхищаться. Он далеко не всегда излучает бодрость и оптимизм, а если излучает, то с большой вероятностью это плохой симптом, например, полной дереализации. Так было и будет с 99,9% гражданских, кто оказался в зоне боевых действий…

Вот только я даже за волонтёрами иногда замечаю, что они с большей охотой включаются в помощь беженцам, демонстрирующим мужество и силу духа, чем какой-нибудь плачущей бабке или хмурому мужику, который на всех смотрит волком. Книжки про партизан и пионеров-героев сыграли с нами злую шутку. “Летят самолёты – привет Кибальчишу”.

К слову о хмурых мужиках.
Эти вот простые провинциальные дядьки с пузцом от 40 до 55 лет, имеющие очень устойчивые представления о жизни – я мужик, кормилец, я всё сам.
Ни один из них не дошёл до наших психологов. Только их жены. В том числе с вопросом: “что мне с ним делать?“

 Сначала он месяц-полтора провёл в подвале, пытаясь выжить и как-то защитить свою семью. Потом прошел все эти унизительные “фильтрации” и допросы.
И вот он оказался в чужой стране.
Всё нажитое, включая квартиру-машину, – сгорело.
Трусы, штаны, обувь – всё это он может получить только у волонтёров.
Чтобы накормить семью, ему придётся стоять в очереди за бесплатной едой. Хорошо, если там, где он оказался, есть возможность найти хоть какую-то работу и быстро оформить документы. Чаще всего – нет.

Одному моему подопечному – строителю с золотыми руками, – сказали, что он здесь сможет только клубнику собирать.

А ещё этих мужиков вовсю шеймят европейские земляки за то, что они не пошли воевать. Сами земляки почему-то тоже не идут, но повесить ярмо героя на другого – это святое. Что будет с большинством этих мужиков, догадаться несложно. Бухают, срываются, злятся.

Моя огромная личная боль – это старики. Я стараюсь избегать кейсов с пожилыми, потому что меня просто складывает пополам от этой боли.
Они все похожи на стареньких брошенных собачек, жалкие и растерянные.

Есть счастливые случаи, когда все дети живы, где-то устроились и их ждут. Сегодня я возила к врачу бабушку 86 лет на инвалидной коляске – три месяца она провела в России в доме престарелых, дочь её разыскала с помощью волонтёров и завтра бабуля поедет к ней в Берлин с запасом лекарств.
Вполне себе бодрая, но боюсь, во многом оттого, что плохо соображает и так и не поняла толком, что с ней произошло.

Тем, кто понимает, просто кранты.
“Лучше бы я сдохла в этом подвале” – эти слова я уже слышала трижды.
Заявки на похороны нам уже начали приходить. Их будет много.

Беженцы – это лёгкая добыча для оргпреступности, human traffic, сутенёров и всяких мутных предложений типа “сдам бесплатно комнату в своей квартире для одинокой симпатичной украинки”.

Всегда с тоской и тревогой смотрю на красивых девушек, которые стали беженками. Особенно тех, кто с детьми. Мы услышим ещё много грустных историй о том, на что им пришлось пойти ради того, чтобы не оказаться на улице или не остаться голодной.

Кстати, о голоде.
Многие беженцы из Мариуполя и Харьковской области узнали, что это такое – когда тебе нечего есть, твой ребёнок голоден, а раздобыть продукты негде.
Некоторые вынуждены были убить своих домашних животных, чтобы те не умерли голодной смертью. И теперь призрак голода всё время маячит рядом с ними.
Их посттравматический синдром очень похож на то, что мы наблюдали у наших бабушек и дедушек, переживших войну. Безостановочно едят, очень раздражаются, когда кто-то выбрасывает хлеб и объедки. Прячут еду. Видят сны о том, как они снова в подвале, а еда закончилась.

Далеко не все беженцы хорошие приятные люди, которые все знают про личные границы и благодарность.
Только представьте, если жители вашего города или района всем скопом оказались сначала в подвалах, а потом их вывезли в другую страну. Всех, включая алкашей, бабок-сплетниц на лавке у подъезда, гопников, пересидков, продавщиц Пятерочки и просто недалёких и недобрых.

С чего бы им стать другими в таких условиях? С большой вероятностью они станут только хуже, а механизмы выживания творят порой очень затейливые кульбиты с психикой. Поэтому неадекватных, наглых и записных халявщиков хватает.

Обратите внимание, как охотно подхватываются и распространяются истории про то, как беженцы разводили волонтёров на “ништяки” и возмущались из-за того, что им не тот сорт вина подали. Такие люди встречаются, да. Только есть нюанс.
На одного такого халявщика приходится несколько десятков беженцев, которые падают в обморок от голода, мучаются от обострившихся болезней, но стесняются помощи попросить.

Недавно одна женщина попросила у волонтёров ихтиоловую мазь.

Стали допытываться, зачем, и она призналась: во время обстрелов ей сильно повредило руку, рана гноилась. Обратиться за медицинской помощи она боялась.

А ещё надо помнить, что беженство – это всегда тяжкое бремя.

В разных странах разные условия, только нигде, даже в самом благополучном государстве беженцы не живут, как у Христа за пазухой, как бы ни хотелось многим в это верить.

Хотя бы потому, что их жизнь разрушена до основания, а построить новую – не только тяжёлый труд, но и большая удача. Причём, фактор везения едва ли не ключевой. Тот, кто пережил бомбёжки, голод, видел смерть, в том числе своих близких, никогда не станет прежним.

Знаете, кто лучше всех справляется?
Люди, которые хоть немного путешествовали, говорят по-английски даже на уровне школьной программы, активно общаются в соцсетях и имеют широкие знакомства в разных странах.
Такие за помощью к волонтёрам обращаются редко и чаще всего просят в чём-то проконсультировать.
Они уже знают, куда едут, их кто-то ждёт, друзья из фейсбука им накидали денег и нашли жильё.

Люди, которые никогда не покидали своей страны и города, часто тупо боятся ехать в Европу, потому что для них это равносильно поездке на Марс.
Вплоть до того, что говорят: “там много геев, они у нас детей отберут”. А на месте чувствуют себя очень беспомощными.

Так что если у вас есть страница в соцсетях и вы там активно общаетесь – продолжайте в том же духе. Однажды это может спасти вам жизнь.

И последнее.
Я много чего осознала, когда увидела, что благополучные люди, которые выглядят, одеваются и говорят, как я, за считанные часы могут оказаться в Сталинграде.
Подготовиться к этому невозможно, но лучше об этом помнить..
(с) Ekaterina Evchenko