Эмма.
Думаю, большинству из нас хоть раз в жизни доводилось браться за дело, начавшееся с тоскливого понимания: «Это безнадежно». Потому что, ну, почему бы и не попробовать? Вдруг получится.
Но, на всякий случай можно каждую минуту ожидать краха, чтобы, в случае его отсутствия, порадоваться особенно сильно.

Именно это слово — «безнадежно» — возникло меня в голове, когда мне привезли очередную, казалось бы, непримечательную птицу.
Это была самка ястреба-тетеревятника, подобранная неравнодушными людьми в крайне тяжелом состоянии.
Тощая, как скелет, птица, лежала и моргала, глядя куда-то в пустоту ничего не выражающим взглядом стеклянных глаз.

Мне кажется, ни у кого из присутствовавших на приеме у ветврача, не возникло сомнений в том, что этот пациент не переживет даже путь из клиники в мой домашний стационар.

Мучить и без того умирающую птицу мы не стали, так что после беглой диагностики ястреб отправился обратно в свою коробку.

– Света, усыпи ее. Не мучай ни её, ни себя.

Но что-то остановило меня.
Дома я с большим удивлением обнаружила, что птаха чудесным образом до сих пор жива.
В транспортировочной коробке даже лежать крупной коренастой тетеревятнице было откровенно тесно, так что я поспешила переложить ее в бокс на толстый слой сена и поставила поближе обогреватель.
Это должно было помочь еле живой птице не тратить последние силы на поддержание тепла в собственном теле.

Пока я возилась с подготовкой первой порции лекарств, лежачая тетеревятница безучастно за мной наблюдала.

«Безнадежно», – думала я, укладываясь спать и стараясь нагнать побольше равнодушия на собственные размышления о ее судьбе. Однако утром меня встретила вполне себе живая птица.

Недоуменно почесав затылок, я выдала ей еще одну порцию лекарств, чуть-чуть покормила мягким кроличьим фаршем.
К вечеру тетеревятница все еще не умерла.

Не умерла она и на следующий день, и даже на следующую неделю.

В какой-то момент я застала ее за слабыми попытками привстать, а чуть погодя – и вполне уверенно сидящей.

Понемногу мы перешли от мягкой пищи без погадочного материала к полноценным, пусть и мелко нарезанным, кормовым объектам, и я убедилась в том, что, несмотря на слабость, птица хорошо переваривает и успешно сбрасывает погадки.

Она по-прежнему большую часть времени сидела в своем боксе неподвижно, наблюдая за происходящим снаружи, но ее взгляд стал сосредоточенным и внимательным.

«Ты ведь не порадуешь меня, да? – уныло думала я, в очередной раз нарезая для нее мышей. – Все равно однажды вдруг умрешь. Не может быть такого, чтобы выжила. Не верю».

И все-таки верила.
Робко и с пониманием, что каждое утро могу найти в переноске труп и похоронить вместе с этой некогда красивой могучей птицей все свои старания и надежды.
Тетеревятницу я решила назвать Эмма.

Потом мы начали «гулять».
Я открывала бокс и, аккуратно придерживая Эмму, помогала ей выбраться.

Она потягивалась, как могла, немного чистилась и терпеливо ждала, пока я полечу и, наконец, покормлю ее.

Тогда же стало понятно, что она очень сильно хромает.
Правая лапа не сгибалась, и Эмма неуклюже пользовалась ей, как костылем.
А еще ей два раза подшивали зоб.
Но она, по крайней мере, была жива.

После того, как я окончательно убедилась в том, что Эмма не планирует умирать и уверенно идет на поправку, отвезла ее на прием еще раз, на сей раз уже на полноценное обследование.

Новости были хорошие и плохие.
Хорошие заключались в том, что птица действительно выздоравливает.
Плохие – Эмма была стрелянная, пуля застряла в суставе той самой лапы, и достать ее оттуда возможным не представлялось.

Лечились мы долго.
Когда я выпускала Эмму из бокса она бродила, наблюдая за тем, как я копошусь, исследовала мебель и, проголодавшись, требовательно цвиркала и покусывала меня за ноги.

Настоящим праздником стал день, когда Эмма сумела самостоятельно разделать и съесть цыпленка.

В боксе она уже не хотела просто неподвижно сидеть, так что пришлось переселить ее в апартаменты побольше и посолиднее…

Это, конечно, грубое нарушение техники безопасности, но я никогда не работала с Эммой в крагах.
Она соглашалась сидеть у меня на руке, как настоящий ловчий ястреб, но лишних фамильярностей не позволяла.

Она не орала, не билась в истерике при виде меня, продолжала выпрашивать еду и аккуратно брала предложенные вкусняшки с рук.

Хромая нога не слишком-то ее беспокоила.
И вот, курс лечения был закончен.

Начался курс реабилитации.
Эмма заматерела, сменила бурое оперение на взрослую серую тельняшку и перестала быть покладистой милой булочкой.

Решение о ее пригодности к выпуску долго висело в воздухе, поскольку хромота, как и пуля в суставе, никуда не делись.

Ждали полной смены поврежденного оперения и пристально наблюдали.
И все-таки стало ясно, что на воле с такой травмой она не выживет. Эмма поедет в войсковое, летное подразделение и будет служить. Отгоняя птиц с аэродрома.
И будет красноречивым напоминанием о вреде, наносимом людьми с оружием нашей пернатой фауне.

А пока Эмма кошмарит меня и присматривается к герр Коменданту.
То дерзкая, молодая самка пытается отжать территорию, то красуется перед ним, то пытается слопать. И если у них сложится пара, то Комендант уедет с ней.

Иногда, я подолгу стою перед ее вольером и вспоминаю, как достала ее из коробки, потом радовалась ее, пусть даже незначительным, успехам.
Увидев ее впервые, я решила, что ситуация безнадёжная, и я ошиблась.
Как бы я хотела чаще ошибаться…
Светлана Лихачева
PS:
Спасибо всем поддерживающим нас.
Как помочь на прокорм знаете.
89535577524 Александр Сергеевич С
(карта Сбера привязана к этому номеру)